Приглашенный автор: Петер Голлер, родился в 1961 году. Доцент, Архивариус Инсбрукского университета, доктор наук.

В годы, наступившие сразу после 1900 года, молодой пролетарий Ведель изучал историю рабочего движения в рамках социалистических образовательных курсов. Он "не мог в достаточной мере не похвалить учителей (вечерних классов - прим.) и считал, что все уроки истории, так как они преподавались в начальных школах, гимназиях и в университете, никуда не годятся, если их не дополнять историей рабочего движения".

С другой стороны, Ганс, - друг Веделя, верный лишь в той степени, в которой ему позволяло его иное происхождение, - сын прокурора, который прозябает в стенах гуманитарной гимназии, обладает всеми видами знаний, необходимых образованному обывателю, мещанину. История рабочего движения, однако, совершенно ошеломляет его: "Нет, он никогда не слышал о некоем Бебеле, и социалистический закон также был ему неизвестен... "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" - он не знал, что это могло значить"[i].

В 1957 году, в конце жизни, Иоганнес Р. Бехер создал образ молодого рабочего Веделя в повествовательном фрагменте "Wiederanders", напоминающий пролетарского юношу Хартингера из полуавтобиографического романа Бехера "Abschied. Первая часть немецкой трагедии 1900-1914" (опубликован в Москве в 1940 году). Здесь, как и там, мы видим Ганса (Гастля), сына прокурора, колеблющегося между авторитарным миром "подданных" и свободным демократическим миром трудового народа, который теперь тайно и стыдливо начинает изучать в энциклопедии своего отца такие ключевые слова, как "Бебель", "социализм", "государство будущего" [ii].

С другой стороны, молодые пролетарии Макс и Лене, уже знакомы с историей классово сознательных рабочих из своей повседневной жизни. Оба персонажа, Макс Герзе и его товарищ Лене, были созданы Бехером в 1925/26 году для романа „Levisite“. В середине 1920-х годов, столкнувшись с кризисом революционного движения после октябрьского поражения 1923 года и относительной стабилизацией капитализма в Веймарской республике, шахтер Макс Герзе и работница трикотажной фабрики Лене покинули социал-демократическое молодежное движение. Лене, которая не очень уверенная в "вопросе насилия", все еще колеблется перед вступлением в коммунистическую партию, после чего Макс рекомендует ей изучить "Коммунистический манифест", историю революционной борьбы: Агенты капитала "легализуют насилие. ...Разве рабочее место сегодня не является бойней для подавляющего большинства людей?!". Против этого помогает только насилие борьбы рабочего класса": "Лене, ты должна снова прочитать "Коммунистический манифест". Нам нужно многое наверстать, мы были воспитаны и чрезвычайно испорчены буржуазными школами и нашими буржуазными лидерами. Нам нужно вернуться к себе, к самим себе, к нашей неискаженной, инстинктивной классовой позиции..."[iii].

Путь Бехера к становлению пролетарским революционным писателем

О своем сравнимом с Бертольтом Брехтом или Фридрихом Вольфом пути от левого крыла экспрессионизма, от этически антимилитаристского стремления к миру и от просто романтической моральной критики капитализма до революционного пролетарского писателя Йоханнес Р. Бехер писал в 1928 году: "Путь буржуазного поэта к поэту пролетариата отнюдь не является мертвой прямой"[iv].

В 1934 году, в "Deutschlandlied", Бехер сводит счеты с "экспрессионистским периодом", годами "бессмысленной траты времени": "На таком языке я провозглашал / Странные спутанные мечты... / Я еще долго страдал от болезни / Нечистых квакающих рифм"[v]. Как противник войны, Бехер был лишь эмоционально близок к "Альянсу Спартака", зарождающейся Коммунистической партии Германии, советско-социалистическому[1] крылу "Ноябрьской революции" 1918/19 годов. Так, в 1924 году Бехер говорит о переиздании драматической поэмы 1919 года следующее: "Что касается переработки самой пьесы, то следует сказать: "Рабочие, крестьяне, солдаты" были написаны в 1919 году, в атмосфере эмоционального коммунизма и смятенного экстатического богоискательства". [Позже, в новом издании] Он убрал отрывки, напоминающие "экспрессионистский озноб!"[vi].

Даже в начале 1920-х годов для Бехера все еще была возможность пойти по пути Стефана Георге с его священнической визионерской манерой или следовать за Готфридом Бенном, другими словами, подобно Бенну, "стать певцом потопа, конца света".

После изучения ленинской работы "Империализма как высшей стадии капитализма" - с его анализом варварски-военной усиливающейся эксплуатации - или "Разрушения личности" Максима Горького (1909) - с его критикой всей мелкобуржуазной паразитической интеллигенции - Бехер, который теперь следовал в русле Томаса Мюнцера, Г. В.Ф. Гегеля, Георга Бюхнера к Марксу и Энгельсу, призывает в 1924 году в обращении к "немецкой интеллигенции" к ориентации на исторически материалистические категории критики политической экономии: прибавочная стоимость, норма прибыли, наемное рабство.[vii]

Бехер, с 1928 года ставший первым председателем Лиги пролетарских революционных писателей Германии (BPRS), резко выступает против псевдо-поэтов рабочего класса в социал-демократической среде как "поэтов мирного торжества" и "поэтов классового примирения".

В августе 1926 года в "Rote Fahne" Бехер нападает с критикой на писателей СДПГ Генриха Лерша, Макса Бартеля, которые были "социалистами только внешне", а идеологически были готовы принять любой буржуазный иррационализм, любую религиозную эзотерику, поскольку они говорили о "христианской чистоте", о "добре и зле", о "будущем", и "вместо пролетариата они лепечут о народе", т.е. "вместо пролетариата они лепечут о человеке, вместо классовой борьбы они лепечут о рабочей общине, "гармонии", "счастье в мире", "радости жизни"".

Вместо якобы левой "литературы для бедных" Бехер поддерживал рабочих корреспондентов и молодых пролетарских писателей. В 1929 году Бехер чествовал роман "Brennende Ruhr" Карла Грюнберга как историю первой "Красной армии" в Германии в 1920 году: «Карл Грюнберг - пролетарский поэт. Он видит и формирует мир с точки зрения пролетариата. Ему не хватает устроенной, салонной тишины, чтобы выстроить свои предложения в ряд и согнуть их, для того, чтобы они завибрировали и зазвучали. Он выглядит грубым и неотесанным, нагромождает и кромсает слова, некоторые фигуры его неуравновешенны, лишь жалкие фрагменты»[viii].

В то же время Бехер характеризует Эмиля Гинкеля как "поэта рабочего класса": "Гинкель - поэт рабочего класса. Он один из немногих поэтов, которые, будучи выходцами из пролетариата, остались верны пролетариату". Стихи Гинкеля показывают, что революционные писатели вышли за рамки "агитационной поэзии". И когда без "быстро сформулированной" агитационной поэзии и ежедневной "пролетарской литературной формы" "рабочих корреспондентов и кружковских новостных газет" не обойтись, Бехер считает, что "даже "лозунги" должны быть творчески сформированы. Искусство - это оружие, тем более полезное для нас и тем более опасное для классового врага, чем совершеннее им владеют"[ix].

В 1932 году в „Linkskurve“  (Левый поворот) Бехер написал о поэтическом сборнике "Fabriken, Gruben" (Фабрики, ямы) Вильгельма Ткачика, молодого коммуниста из Верхней Силезии, который в течение многих лет был безработным: "Он живет как пролетарский революционный поэт в рамках капиталистического общественного строя в нищете и безымянности. Его поэзия богата и смела, глубокая и мощная тема классовой борьбы не схематизируется в ней, не тонет в декламации и болтовне, трудности и противоречия революционного движения оформляются поэтическими средствами, показываются процессы, а не только результаты, "ура-пролетарские" пощечины"[x].

"Классовые битвы" - борьба рабочих Германии и Австрии 1918-1934 гг.

В "Deutschlandlied", на пути в эмиграцию в 1933/34 году, Бехер упоминает классовую борьбу с 1918 года, "Спартаковское восстание" в 1919 году, Мюнхенскую советскую республику в 1919 году, борьбу Красной Рурской армии в 1920 году, восстание в Центральной Германии с боями в Леуне в 1921 году и даже баррикадное сражение в Гамбурге в октябре 1923 года.

Бехер рассматривает антифашистскую борьбу немецких рабочих как "героическую песнь, вписанную в память народов". Он напоминает нам о Парижской коммуне 1871 года: "Не загримированные в дешевый грим герои, / В лучах прожектора на сцене, / Они стояли, окруженные оружием, / Герои Парижской коммуны. / Они шли, оставляя блестящий след, / Сквозь бушующую буржуазную толпу обывателей / И кричали: "Да здравствует диктатура - / Диктатура рабочего класса!"". (DL, 248)

Бехер, когда он приехал во французскую столицу в 1933 году, вспоминает о парижской ссылке Генриха Гейне, Гейне как друга Маркса и Энгельса, как сочувствующий эмигрировавшим свободным  немецким подмастерьям-коммунистам:  "Вы были знакомы с Карлом Марксом и отдали / Безусловно, лучшее, что у вас было, / Где ваша поэма начинает греметь / Как положения Манифеста / И когда я читал "Зимнюю сказку", / Тогда я почувствовал, / Как будто я слышу - действительно поэтически - / Некоторые отрывки из тезисов Фейербаха". (DL, 227)

Бехер пытается спасти Фридриха Гёльдерлина от тисков фашизма: "Именно в Париже я встретил / Поэта - вы будете поражены, - / Ибо они пытаются в Третьем рейхе / Провозгласить его своим. / Но он слишком много сказал / О немцах, вы просто должны прочитать это, / Ибо Фридрих Гёльдерлин точно / Не был бы поэтом со свастикой". (DL, 228)

Покидая Германию, Бехер писал о неудавшейся "ноябрьской революции", о берлинском восстании в январе 1919 года: "Берлин. Я вижу Карла Либкнехта высоко / На автомобиле под Липами, / Сотни тысяч рабочих следуют за ним / С винтовками и красными повязками". (DL 179)

Уже в 1924 году Бехер вспоминает матросские восстания осени 1918 года в драматической поэме "Arbeiter, Bauern, Soldaten" (Рабочие, крестьяне, солдаты) экспрессионистским стилизованным языком, ритмично исполняемым массовыми хорами. Он видит, что белый террор подготовил ликвидацию революции уже на ранней стадии.   Так "вождь", тенью напоминающий Розу Люксембург, сетует на отсутствие революционного террора: "О я понимаю / Медленно я понимаю ... / Проникли в солдатские советы. / Движение затормозилось... / Так всегда бывает, / Если вовремя не поставить к стенке... / Жалея их кровь / Потоки крови нашей..."[xi]. Бехер снова повторяет подстрекательские лозунги января 1919 года социал-демократической газеты "Vorwäts" против Карла Либкнехта и Розы Люксембург: "Много сотен мертвых подряд / Пролетарии! / Карл, Роза, Радек и компания / Никого там нет! / Пролетарии!". Социал-демократический министр Густав Носке[2] появляется в обществе офицеров Фрайкорпуса, "состоятельных господ (биржевых маклеров, спекулянтов и т.д.)" и "рабочих-предателей", работающих как "ищейки": "Мне все равно! Кто-то должен стать ищейкой. Я не уклоняюсь от ответственности". Позже появляется "хор социал-предателей". Они хвастаются тем, что "предотвратил социалистическое классовое государство", чтобы вновь закрепить "Крепостной мир – Бургфриден[3]" 1914 года: "Формирование Красной гвардии должно быть остановлено. / Я знаю тебя, ты - спартаковец! / Забастовки - могильщики народа. / Новое повышение цен в расчете на Носке.."[xii].

В 1925/26 году, в "Levisite", Бехер критикует малоорганизованное берлинское январское восстание в категориях уже не экспрессивно-эмоциональных, а  материалистических.  Молодой пролетарий Макс Герзе знает, что любая мобилизация без централизованного дисциплинированного руководства утонет в хаосе авантюристов и полицейских агентов: "Сколько мусора поднимает волна революции? Отчаявшиеся, самозванцы, азартные игроки, авантюристы. (...) Информаторы и провокаторы...!". Сколько "всякой дряни всплывает там: утопии, сверхрадикализм, примиренчество, филантропия, глупое злопыхательство".(Levisite, 244, 366–368)

К середине декабря 1918 года республиканские фракции советов (спартакисты, Революционные председатели, левые "независимцы", синдикалисты) потерпели поражение от правого социал-демократического большинства на общегерманском съезде советов. Войска революции, прежде всего народная морская дивизия, развалились без политического руководства под давлением "социал-демократического большинства".

По словам Карла Радека и Розы Люксембург Коммунистическая Партия Германии (КПГ), основанная на рубеже 1918/19 года, и вовлеченная в такие противоречия, как  спор об участии в выборах в буржуазное национальное собрание, - предостерегала от восстания против правительства Эберта ввиду наличия хорошо вооруженных парламентских групп вокруг Берлина и ввиду изоляции Берлина от "сельских районов, земель". Однако после массовых протестов, начавшихся 5 января 1919 года, условия изменились.[xiii]

4 января 1919 года начальник берлинской полиции Эмиль Эйхгорн, придерживавшийся левых социалистических взглядов, был провокационно уволен. 5 января сотни тысяч рабочих и солдат в сопровождении вооруженных красногвардейцев потребовали не только восстановления Эйхгорна, но и усиления акции: политической массовой забастовки, частично даже восстание. В этих условиях представители КПГ Карл Либкнехт и Вильгельм Пик также согласились на восстание с целью свержения правительства Эберта и завоевания власти "революционным пролетариатом".

"Революционный комитет", созданный после протестов 5 января 1919 года, не только неверно оценил военную расстановку сил. Прежде всего, он не смог предложить четкого политического руководства, колеблясь между лозунгом всеобщей забастовки, лозунгом восстания, с одной стороны, и беспомощными "переговорными" решениями - с другой. Бехер описывает дни между 4 и 11 января 1919 года в "Levisite". Революция лишена какой-либо планомерной организации. Контрреволюция прекрасно оснащена: "Только это был скорее вопрос руководства, чем отдельных лидеров, не хватало именно партии". Контрреволюция, тем временем, действовала по единому плану. Она рассчитывала не только на Берлин, но и на весь Рейх. Создаются одно рекламное агентство за другим, оружие привозится на грузовиках. Автотранспорт из казарм и складов, целый парк конных повозок собирается в Далеме, куда Носке и полковник Рейнхардт тем временем бежали из Берлина. Через три дня местность напоминала военный лагерь". (Levisite, 368f.)  

Мюнхенская Советская республика 1919 года: Эжен Левин

Для Бехера память о Мюнхенской советской республике вращается вокруг казненного летом 1919 года Эжена Левин, главного протагониста второй красной Мюнхенской республики, которая была ликвидирована белогвардейскими войсками в начале мая 1919 года: "Мюнхен. Говорит Эжен Левин. / Как просто он говорит и решительно! / На Odeonsplatz[4] стоят грузовики, пирамиды пушек". (DL, 179)

Петер Фридъюнг, главный герой романа Бехера "Левизит", который, разочаровавшись в пустой демагогии правого "Schlageter"[5], покинул мир реакционного Фрайкора и буйных студенческих братств, чтобы присоединиться к "красным" в 1923 году, был тяжело ранен во время всеобщей забастовки в середине 1920-х годов: "Первое мая: Всемирный день борьбы! Марш патриотических объединений. Красная контрдемонстрация. Провокаторы за работой. Кровавая баня - вечером первого мая".

В своей камере Петер Фридъюнг читает последние тюремные записки Эжена Левин, опубликованные в Берлине в 1919 году в сборнике "Ahasver, Речь в суде". (Levisite, 227ff.)[xiv].

Красная  армия Рура 1920 - Леуна[6] 1921

 В 1933 году Бехер делает примечание к борьбе Красной Рурской армии в 1920: "Эссен. Как ты во время Каппского[7] путча / Поднялся и взялся за оружие / И вместе с городами на Руре / Создал Красную армию." (DL, 179)

Бехер был знаком с социально-революционной борьбой рабочих, подавленной белым террором, по романам "Красной метки", таким как "Brennender Ruhr" Карла Грюнберга или "Sturm auf Essen" Ганса Мархвица.[xv]

В похожем ключе Бехер вспоминает восстание рабочих Центральной Германии в марте 1921 года, безнадежную оборону завода в Леуне: "Леуна. Как я восхищался героизмом / Леунских чернорабочих! / Они держали завод много дней, / И один стоял против сотни!". Бехер знал драму "Леуна"[8] Берты Ласк.

Бехер уже вспоминал о "красном Руре" в " Levisite". В апокалиптических картинах встает перед  глазами битва разбитой красной рурской армии: "В то время Красная Армия продвигалась от города к городу. Рейхсвер, сверкая пятками, отступал. Развевалось красное знамя - (...)Красные солдаты вылезали из шахт, и где еще оставалась брешь, бросались туда, на красных фронтах... Весь шахтерский район маршировал. Весь шахтерский район боролся за свое вооруженное восстание. Так это было. Так будет и впредь. Могила за могилой, шахты, в которых тысячи людей были погребены, задушены, раздавлены, поля сражений гражданской войны, удобренные героической кровью пролетариата: это вестфальская земля". (Levisite, 68f., 74f.)

"Красный октябрь 1923 года": Гамбургское восстание

В связи с "относительной стабилизацией" капитализма Бехер вспоминает о временном конце пролетарских революционных надежд после поражения в октябре 1923 года. В 1933/34 году Бехер посвятил подавленному в Гамбурге восстанию следующие строки: "Гамбург, ты город баррикад, / Когда ты будешь тянуться и растягиваться, / Тогда улицы разорвутся надвое посередине, / И сирены завоют как буря?! ..." (DL, 179)

Борьба на баррикадах в Гамбурге в конце октября 1923 года, названная Коммунистической Партией Германи всеобщей забастовкой и восстанием против гнета центральных немецких рабочих правительств, осталась в изоляции. Его подавление знаменует собой не только конец Красного Октября 1923 года, но и конец цикла социальной революционной борьбы, начавшейся в 1918 году. Его кульминация - временная иллегализация КПД, революционный упадок и депрессия[xvi].

На значительной территории страны вводится чрезвычайное положение, военный диктаторский режим: "После боев на баррикадах в Гамбурге ... коллеги пересказывали друг другу. Люди больше не чувствовали себя в безопасности...".

В новелле "Vorwarts, du rote Front!", написанной в 1924 году, Бехер описывает ненависть " Extrablätter[9]": "Восстание подавлено... Коммунистические толпы рассеяны... Войска прошли маршем... Радость, благодарность населения, освобождённого от "красного террора"...". Белая гвардия осаждает рабочие кварталы. В стране царит атмосфера погромов против рабочих-коммунистов: "За этим следует оккупация войсками проблемных мест, где могут начаться беспорядки (народных домов, домов профсоюзов, офисов социалистической и коммунистической партий)".

В библейских картинах представляет Бехер в 1924 году борьбу пролетариата за освобождение как страсти Крестного Стояния, как борьбу за спасение: "Так человечество завершает свой тысячелетний путь - лужи крови, пыточные колья и возвышающиеся груды дымящихся от чумы трупов, призрачные памятные руны их собственного заключения".

Бехер рисует картину "свободных как птиц коммунистов “[10]. Рабочая девушка по имени Бербеле, "семинарист, религиозно-социалистический студент-богослов, были зверски убиты, их трупы изуродованы, они "пали на международном кровавом поле гражданской войны, пали на службе социальной революции", на "полях сражений классовой борьбы", так же как и "товарищ Цукмайер", один из "старейших бойцов пролетарской армии" и другие "рабочие, сваленные в морг", "переплавленные в единую массу тел": так же и"товарищ Алоизий Гриндльхубер, коренной баварец, награжденный многолетним тюремным заключением, в последнее время заведующий международным социалистическим бюро корреспонденции", товарищ из "красной самаритянской службы: товарищ Ева Вайсмантель, "застрелена при попытке к бегству""[xvii].

Макс Херзе спрашивает Петера Фридъюнга: Когда мы, пролетарии, заткнем рот "почтеннейшим господам"? В месяцы, оставшись вне закона,  после неудавшегося  осеннего восстания 1923 года коммунисты пролетарии рассматриваются как безправная шпана, сброд.

Петер Фридъюнг и Макс Херзе были жестоко избиты и арестованы: " мимо группы "патриотичных" прошел [Макс] , они оживленно и громко разговаривали, так как стояли вместе в большом количестве. (...) Здесь были широкие, раздутые и тучные лица, но были и резко очерченные профили, физиономии настоящих висельников и убийц. "Теперь рабочие свиньи будут тщательно отделаны", - визжал один из них. У него были худые ноги, и он носил фуражку гимназиста. (...) В основном, как быстро выяснил Макс, это были офицеры запаса, студенты, сыновья владельцев фабрик, служащие, но очень немного, а кое-где и озлобленные мелкие буржуа, мещане. Они были беспощадны". (Levisite, 268f.)

Петер Фридъюнг, который в 1923 году сбежал из мира народного-студенческого корпуса, völkischen Studentenkorps[11], и Макс Герзе, находившийся на пути в ряды Коммунистической Партии Германии после многих лет, отданых  социал-демократии, неоднократно посещали собрания Социал-Демократической Партии Германии, на которых проповедовалось социал-демократическое смирение перед капитализмом. "Да, но господа!" - воскликнул [социал-демократический] оратор, когда из угла зала вновь послышались голоса оппозиции.-  Мы живем в капиталистическом обществе, и я не могу, как бы мне этого ни хотелось, уничтожить его в одночасье. Поэтому нужно как можно бстрее смириться с этим фактом и чувствовать себя в этом обществе как дома. ... Будьте терпеливы, ждите, пожалуйста, всему свое время...". (Levisite, 87f.)

Фридъюнг и Герзе обвиняют социал-демократию в саботаже единого фронта рабочих партий. Социал-демократия довольствуется небольшими антимонархическими настроениями и неглубокой республиканской агитацией. Воспевание Интернационала не может скрыть оппортунизм. Коммунистические "смутьяны" отвечают криками "предатель рабочих", "гражданский мир". Партия Фридриха Эберта и Карла Каутского с ее достойным "Pour le mérite[12]" одобрением военных кредитов в 1914 году предала наследие антиимпериалистической борьбы Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Августа Бебеля и Вильгельма Либкнехта времен прусско-французской войны 1870/71 годов, а значит, и память о международной солидарности с Парижской коммуной. (Levisite, 106f.)

Молодой рабочий Макс Герзе наблюдает, как на собраниях социал-демократов, как само собой разумеющееся, говорят об устарелости классовой борьбы, говорят даже о так называемых немецких национальных интересах: "Мы, социал-демократы, представляем нацию в целом, мы представляем интересы всех слоев населения, слово "классовая борьба" вообще устарело и давно устарело даже с научной точки зрения... Так что: у нас, социал-демократов, нет ничего общего с этой коммунистической позорной классовой ненавистью".  (Levisite, 113)

Маршируя с бойцами Красного фронта накануне 1 Мая, Макс Герзе и его подруга Лене выражают свое презрение социал-демократическому отходу к эпохе Бидермайера[13] в 1925 году: "А завтра Первое мая... Ох, Макс, когда я вспоминаю празднование первомая СПГ (Социалистической Партией Германии), это до сих пор вызывают у меня тошноту..." Многоголосые, слащавые мужские хоры, хороводы... Весь этот "Юпудай, Юпудай". Как-то мы даже исполнили "Sah ein Knab ein Röslein stehn[14]...". А после  парадные процессия: во фраках до колен, в надвинутых на глаза высоких шляпах Angströhre[15] , цилиндрах, с красными кушаками вокруг, а во главе всего -  духовые инструменты, музыка: Чиндарасса[16] ... ... Это было действительно милое, по-домашнему уютное и респектабельное  объединение социал-демократических кающихся братьев и благочестивых сестер". (Levisite, 247f.)

"Президент республики" описывается как дряхлый старик, которому чиновники подсовывают речи и документы, которые он, заикаясь, зачитывает, в том числе: "Сегодня моей задачей остается смягчение классовых различий, поэтому я еще раз торжественно пожимаю руку каждому немцу". (Levisite, 274)

И наоборот, Макс Герзе подвергается резким нападкам со стороны своих бывших товарищей социал-демократов: "Молодые люди в коротких штанишках, с еще не обсохшим молоком на губах, ноябрьские социалисты, срок службы: максимум три года в рабочем движении. Их рты набиты фразами, революционными бутафорскими лозунгами, а когда что-то начинается, они накладывают  полные штаны. ... Достаточно одного грузовика с полицейскими... и хайди, хайда, их уже и след простыл...". (Levisite, 124)

Мир "культурных филистеров" с их "гнездамих паразитов" противостоит аду "липких прокуренных фабричных помещений":  где жены и дети пролетариев скручивают гранаты. Воруя картошку, танцуя полонезы с селедкой, жены рабочих стоят в очередях перед продуктовыми магазинами день и ночь напролет. Отчаянно рыдают миллионы вдов рабочих, лишенных своих мужей в империалистической мировой войне...". (Levisite 327)

Бехер, следуя Ленинской линии,  указывает на цикличность капиталистических кризисов,он оворит о возникновении (профессиональной) рабочей аристокртии, развращенной (колониальной) "сверхприбылью": "Дезинтеграция мировой экономики. Неспособность капитализма решить ни одну из основных международных проблем. Валютный хаос. Неразрешимость вопроса о репарациях. Усиление кризисного периода, сужение мирового рынка. Диспропорциональность  делового цикла. Невыносимое напряжение между производственными отношениями и производительными силами." (Levisite, 294)

Революция не означает экспрессионистского пафоса и мнимого героизма. Революция - это ежедневный труд, борьба против деморализации, против дезорганизации, против ликвидаторских, оппортунистических, реформистских настроений, это расклейка объявлений, распространение листовок, обращение к неорганизованным, это действия в легальных и нелегальных условиях одновременно: "Когда революция означает не только эмоциональную, восторженную преданность революционному идеалу. Это далеко не конец истории. Революция - это не только вооруженное восстание, не только этап подъема массового возмущения, революция также означает мелкую, изнурительную партийную работу. Революция - это также расклеивание плакатов (Klebekolonne). Революция - это также несостоявшиеся собрания. Революция - это законность и незаконность". (Levisite, 353)

Вена: Февраль 1934 года

Как и многие антифашистские писатели - такие как Анна Зегерс, Фридрих Вольф, Бертольт Брехт, Оскар Мария Граф, Вилли Бредель или Юра Зойфер - Бехер следил за попыткой восстания австрийских рабочих, Schutzbund, Лиги социалистической защиты, в Вене 12 февраля 1934 года, с его предысторией, с  нерешительными и не желающими бороться "австромарксистами", с австрийской социал-демократией, которая оборонялась от католического долфусовского фашизма, укрываясь в парламентской законности: "У Лиги защиты действительно было оружие, но / Его конфисковывали каждый день, / Проигрывать битву таким образом / Каждый день было безрадостно". (DL, 167)

Наблюдения за сторонниками австрийской социал-демократии стали отрезвляющими для Бехера осенью 1933 года. Бехеру вспомнилась немецкая социал-демократия: "Я разговаривал с Юлиусом Дойчем в Вене, / Он выглядел весьма обескураженным и потерянным. / Он говорил о "трагическом ударе судьбы" / И о том, как судьба бьет его молотом. / Бауэр и Реннер и Луитпольд Штерн / И как бы их всех ни звали - / Я могу сказать, что они хотели бы отправиться / В Китай вслед за Гжезинским".

С другой стороны, фашизм Heimwehr, т.н. патриотического ополчения, сплотившись  вокруг Эрнста Рюдигера Штархемберга[17], целеноправленно планировал уничтожить Красную Вену: "Это был просто День католика[18]. / Многие приходили по стопам Долфусса[19]. Фюрст (князь) Стархемберг затаился в ожидании, / Он совсем не бездельничал, не был праздным. / Он грозился и кричал ратуше: "Разбейте, наконец, оплот красных!" / Напрасно угрожал он. Они сами приговорили себя и уже сдались.…“ (DL, 239)

Бехер отмечает смелые, но изолированные остатки  восстаний Schutzbund 12 февраля 1934 года: "Рабочие восстали в Вене / Со стариками, женщинами и детьми. / Из Флоридсдорфа кричали в Оттакринг: Смерть прихвостням и бандитам! / Рабочие восстали в Штайре, / В Брук-ан-дер-Муре и в Гмундэне, / У них было оружие, в достаточном количестве, / Все еще находившееся в тайниках. / Пролетарии, коммунисты Лиги Защиты (Schutzbund) / Сомкнем наши  ряды теснее. / Они взрывали железнодорожные пути и дороги / И строили снайперские гнезда. / Они брали штурмом оружейный завод в Штайре / И крошили, сносили грузовики / - в то время, как пули Стархемберга летели стеной  - / бронированными металическими листами. / Герр Доллфус поспешно отступал / В свой правительственный квартал, / Окружив себя высокой колючей проволокой / И поясом войск".

Бехер не только описывает военное насилие над рабочими, танковые поезда и артиллерийские орудия против жилищ венских рабочих: "Хозяева положения" созвали / - дни которых были сочтены - / пушки, бомбы, мины и газ / для лучшего контроля над ситуацией. /Они минировали дома и / Стреляли в них из пушек, / Они сбрасывали бомбы с самолета, чтобы разрезать / Дома на две части".

Бехер также описывает исключительно кровавое полевое правосудие в отношении многочисленных членов Schutzbund, так он рассказал о казни уже тяжело раненного Карла Мюнихрайтера, командира Schutzbund из района Hietzing города Вены. "Возвели десятки виселиц / И назначили военные полевые суды. / Надежда, возложенная на виселицы, / Была также вскоре уничтожена. / Тяжело раненного бойца Schutzbund / Они подняли на лестницу / И завязали веревку на шее - / Повешенногозвали Карл Мюнихрайтер". (DL, 273-275)

В 1933 году на пути в изгнание Бехер в последний раз проезжает через тирольскую долину Инн. Он вспоминает, как юношей он проводил свои каникулы в тирольских горах: "До встречи, тирольская земля! / Что я сказал: До встречи?! / Мы знаем друг друга с детства / Любовь - она остается...". Нацисты уже присутствуют повсюду в Австрии: "Пропаганда через грохочущие петарды / Так с ужасным шумом взорвалась / Петарда вдруг в подвале". Бехер говорит о "легионерах со свастикой" в Куфштайне. (DL 204-208)

-

[i] Johannes R. Becher: Wiederanders. Romanfragment (in den 1950er Jahren entstanden, erstmals 1960 in Auszügen in „Sinn und Form“ veröffentlicht), in derselbe: Abschied. Wiederanders (Gesammelte Werke 11), Berlin-Weimar 1975, 498f. (kurz: Wiederanders). Vgl. Horst Haase: Johannes R. Becher. Leben und Werk, Berlin 1981, 323–327.

[ii] Johannes R. Becher: Abschied (1940), in derselbe: Abschied. Wiederanders (Gesammelte Werke 11), Berlin-Weimar 1975, 369 (kurz: Abschied).

[iii] Johannes R. Becher: [CHCl=CH] 3 AS [Levisite] oder der einzig gerechte Krieg (1926), in derselbe: Gesammelte Werke 10, Berlin-Weimar 1969, 169–171 (kurz: Levisite).

[iv] Johannes R. Becher: Statt einer Autobiographie (1928), in derselbe: Publizistik I 1912–1938 (Gesammelte Werke 15), Berlin-Weimar 1977, 144–158, hier 154 (kurz: Publizistik I). Vgl. Lexikon sozialistischer deutscher Schriftsteller. Von den Anfängen bis 1945, Leipzig 1964, 84–102.

[v] Johannes R. Becher: Deutschland. Ein Lied vom Köpferollen und von den „nützlichen Gliedern“ (1934), in derselbe: Epische Dichtungen (Gesammelte Werke 7), Berlin-Weimar 1968, 127–282, hier 156 (künftig kurz: DL).

[vi] Johannes R. Becher: Arbeiter, Bauern, Soldaten. Entwurf zu einem revolutionären Drama (1924), in derselbe: Dramatische Dichtungen (Gesammelte Werke 8), Berlin-Weimar 1971, 101–189, hier 104 (kurz: ABS).

[vii] Johannes R. Becher: Aufgefordert, eine Biographie zu schreiben (1926), in derselbe: Publizistik I, 107–112. Vgl. Maxim Gorki: Die Zerstörung der Persönlichkeit (1909), in derselbe: Wie ich schreibe. Literarische Porträts, Aufsätze, Reden und Briefe, München 1978, 249–301.

[viii] Johannes R. Becher: Vorwort zu „Brennende Ruhr“ von Karl Grünberg (1929), in derselbe: Publizistik I, 193–201.

[ix] Johannes R. Becher: Emil Ginkel (1929), in derselbe: Publizistik I, 207f.

[x] Johannes R. Becher: Ich weiß, Wilhelm Tkaczyk (1932), in derselbe: Publizistik I, 340.

[xi] Vgl. aus der Perspektive der Revolutionären Obleute Richard Müller: Geschichte der deutschen Revolution II: Die Novemberrevolution [Berlin 1924], Berlin 1979.

[xii] Vgl. Karl Liebknecht: Trotz alledem! (15. Jänner 1919), in derselbe: Gesammelte Reden und Schriften 9, Berlin 1971, 709–713.

[xiii] Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung. Band 3: Von 1917 bis 1923, hrg. von einem Autorenkollektiv, Berlin 1966, 182–199.

[xiv] Vgl. über Leviné Michaela Karl: Die Münchner Räterepublik. Porträts einer Revolution, Düsseldorf 2008, 210–229 oder: Literaten an die Wand. Die Münchner Räterepublik und ihre Schriftsteller, hrg. von Hansjörg Viesel, Frankfurt 1980.

[xv] Vgl. Erhard Lucas: Die Märzrevolution 1920, 3 Bände, Frankfurt 1970–1978.

[xvi] Über den Hamburger Arbeiteraufstand 1923 vgl. Dieter Dreetz – Klaus Gessner – Heinz Sperling: Bewaffnete Kämpfe in Deutschland, Berlin 1988, 261–295. Dazu auch Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung. Band 3: Von 1917 bis 1923, Berlin 1966, 429–434 und den Folgeband: Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung. Band 4: Von 1924 bis Januar 1933, Berlin 1966, 9–31.

[xvii] Johannes R. Becher: Vorwärts, du rote Front! [Demonstrations-Novelle – Quo vadis …?] (1924), in derselbe: Kleine Prosa (Gesammelte Werke 9), Berlin-Weimar 1974, 315–373, hier 315, 323–325, 358–366.

[1] Речь здесь идет о форме управления в виде советов рабочих и солдатских депутатов, не о Советском государстве. Прим. переводчика

[2] Густав Носке – реакционный немецкий политик, был членом рейхстага с 1906 по 1918 год, где выступал в качестве эксперта по военным, военно-морским и колониальным вопросам. Он сыграл центральную негативную роль во время Ноябрьской революции 1918 года, сначала возглавив, а потом предав Кильский рабочий и солдатский совет. В Веймарской республике Носке был первым рейхсминистром вооруженных сил с февраля 1919 по март 1920 года и, таким образом, первым в истории Германии министром социал-демократом, отвечавшим за вооруженные силы.

[3] В Средние века термин Burgfrieden (мн. ч. burcvride 'договорной мир в общине наследников замка') обозначал особый правовой статус обнесенных стенами мест (городов или замков), на территории которых господин замка имел права домициля и карательные полномочия, и в которых междоусобицы и нарушения мира запрещались строгими наказаниями. Однако, в настоящей работе “Burgfrieden” упоминается в отношении предательства социал-демократами рабочего революционного движения Германии и Австрии в первой четверти ХХ века. После июльского кризиса 1914 года кайзер Вильгельм II попытался настроить немецкий народ на мировую войну. Поначалу это казалось очень трудным, поскольку имперское общество характеризовалось социальными, политическими и конфессиональными различиями. В частности, социал-демократов, которых называли "врагами рейха", нужно было убедить согласиться на военные кредиты, поскольку они составляли самую сильную фракцию в рейхстаге. Вильгельму II это удалось благодаря его легендарной речи с трона 4 августа 1914 года, когда он сказал о "Burgfrieden" (перемирии) и тем самым вызвал огромный энтузиазм по поводу войны.

[4] Odeonsplatz - площадь в старом городе Мюнхена на южном конце Людвигштрассе.  Свое название площадь получила в 1827 году в честь концертного зала "Одеон", который король Людвиг I Баварский построил по проекту придворного архитектора Лео фон Кленце.

[5] Albert Leo Schlageter был членом фронтовой организации НСДАП "Großdeutsche Arbeiterpartei" во время Первой Мировой войны. Во время франко-бельгийской оккупации Рура он был приговорен к смерти и казнен французским военным судом за шпионаж и несколько взрывов. После казни Шлагетер был возведен в ранг мученика и национального героя правыми кругами Веймарской республики. В Веймарской республики развился "культ Шлагетера", что привело к появлению многочисленных публикаций и публичных мероприятий и последователей.

[6] Центральногерманское восстание, также известное как Мартовская акция, в марте 1921 года было вооруженным восстанием рабочих, организованное Коммунистической Партией Германии и Коммунистической Рабочей Партией Германией и  другими левыми силами в промышленном регионе вокруг Галле, Леуны, Мерзебурга, а также в Мансфельдер Ланде и Гамбурге.

Леуна - город в округе Заале в земле Саксония-Анхальт. Город известен в основном своей химической промышленностью.

[7] Kapp-Putsch - Каппский путч (также путч Каппа-Лютвица, редко путч Лютвица-Каппа) от 13 марта 1920 года был попыткой контрреволюционного переворота против Веймарской республики, созданной после Ноябрьской революции, которая провалилась через 100 часов (17 марта). Лидером был генерал Вальтер фон Люттвиц при поддержке Эриха Людендорфа и Вольфганга Каппа с его " Nationalen Vereinigung Национальным объединением".

[8] Berta Lask - (псевдоним "Герхард Виланд") (родилась 17 ноября 1878 года в Вадовице, Австро-Венгрия; умерла 28 марта 1967 года в Восточном Берлине) была немецким поэтом, драматургом и журналистом. После прихода к власти нацистов Берта Ласк была временно арестована, а в июне 1933 года она бежала в Москву через Прагу. Один из ее сыновей был убит нацистами в концентрационном лагере Дахау в том же году. Ее сестра Хелена Ласк также умерла в концлагере в 1933 году. Берта Ласк вернулась в Германию в августе 1953 года.

[9] Extrablätter служили, особенно в военное время, для того, чтобы информировать людей о самых важных событиях дня. Как правило, "Extrablätter" распространялись несколько раз в день "бесплатно", "безвозмездно" или "даром" и даже провозглашались на улицах. Благодаря своему небольшому размеру по сравнению с ежедневными газетами, дополнительные листы могли быстро распространять самые свежие и важные новости.

[10] Здесь автор относит читателя снова к средним векам, когда община по какой-то причине изгоняла члена общины, оставляя его бесправным, беспомощным, одиноким. Никто не имел право приближаться к отверженному, любой мог убить его без суда и следствия.

[11] Die völkische Bewegung  было немецким националистическим и антисемитским расистским движением. Оно включало в себя объединения, партии, публикации и другие группы и отдельных лиц, которые приобрели большое влияние на общественность Германии и немецкой Австрии в конце XIX века.

[12] Орден Pour le Mérite (дословно "За заслуги") - это орден, учрежденный в 1740 году королем Пруссии Фридрихом II. Pour le Mérite вручался как военная и гражданская награда и входил в число высших орденов за заслуги в Королевстве Пруссия.

[13] Biedermeier - это эпоха, широко распространенная в немецкоязычных странах между 1815 и 1848 годами. Она возникла как реакция буржуазии на отмену аристократическими самодержцами недавно завоеванных демократических прав. В эпоху бидермайера буржуазия отстранилась от общественной жизни и, следовательно, от политики. В результате Венского конгресса народ потерял право голоса и был вынужден подчиниться самодержцу. Вследствие этого люди больше сосредоточились на семейной жизни и создали свою собственную домашнюю идиллию.

[14] Das Heidenröslein или Heideröslein - одно из самых популярных стихотворений Иоганна Вольфганга фон Гете. Оно также исполняется как народная песня и было положено на музыку многими композиторами.

[15] Angströhre (устаревшее), во времена около 1848 года, как и Zylinder, также уничижительный термин для граждан, которые (в отличие от революционеров) постоянно носили этот консервативный головной убор.

[16] Tschindarassa – звукоподражение звучанию цимбал и барабанов

[17] Ernst Rüdiger von Starhemberg – выходец из высокородного рода родом из Верхней Австрии (Штайр, Штайнбах), одного из родов Апостолов, возведенного в ранг имперского графа в 1643 году и имперского князя в 1765 году. Князь до 1919 года, был австрийским политиком и лидером Отечественной обороны, Heimwehrführer. С 1920 по 1930 год Стархемберг был членом Федерального совета, в 1930 году он был главным кандидатом списка Heimatblock, Национального блока, и короткое время министром внутренних дел, был членом Национального совета, а с 1934 по 1936 год во время диктатуры Доллфуса-Шушнигга он был федеральным лидером Vaterländischen Front, Отечественного фронта, и вице-канцлером.

[18] Katholikentag - это многодневное торжественное мероприятие, собирающее преимущественно римско-католических христиан из Германии, Австрии и Швейцарии, которое проходит раз в несколько лет (в Германии обычно раз в два года). В данном случае имеется ввиду большое сборище людей, объединенных одной идеей.

[19] Энгельберт Доллфус был австрийским реакционным политиком (сначала от партии Христиан-Социалистов, а позднее от Патриотического фронта, ультро-правой фашистской организации. Он был министром сельского хозяйства с 1931 по 1933 год и федеральным канцлером с 1932 по 1934 год, Долльфус был основателем австрофашистского корпоративного государства.  В данном тексте используется игра слов, инсинуация, - Viele zogen einher dollfüßig – намекая осведомленному читателю на связь правых кругов с фашистами и националистами, приравнивая их всех к ненормальным.